«7 бед»

Семь бед Анатолия Крупнова

…Наступила осень. Наташа пошла в музыкальную школу, а Толя сказал: «Почему Наташа будет учиться, а я нет?!» (прим.: Наташа – родная сестра А.Крупнова). После того, как Толя сдал экзамен, мне преподаватели говорят: «Ваш мальчик очень одаренный, и мы можем рекомендовать его самому лучшему нашему скрипичному преподавателю». Вот так он попал к самой знаменитой в этой школе преподавательнице Ирине Георгиевне Голландцевой. Она оставалась Толиным другом и тогда, когда он уже был рок-музыкантом, они общались до самой его смерти. Вот так Толя начал учиться играть на скрипке. Но нельзя сказать, чтобы Толе это очень нравилось, потому что… это стоило ему огромных усилий. В конце концов, ему это надоело, и он решил бросить музыкальную школу. Но тогда я сказала: «Если ты бросаешь это дело, то напиши-ка мне расписочку, что ты сам бросаешь. Потому что когда ты вырастешь, и Наташа выучится, а ты – нет, ты скажешь мне: «Мама, что ж ты меня не учила?». Ему не понравилась такая постановка вопроса, и он решил учиться дальше.

Педагог И. Г. Голландцева об А. Крупнове:

Вообще он был очень способный мальчик и до 8 класса учился на одни пятерки. А в 8 классе началось стихийное бедствие: девочки стали просто обрывать телефон и заполонять записками весь наш почтовый ящик. Толя был очень способный спортсмен. В восьмом классе его отобрали в юношескую сборную по бегу. Он бегал длинные дистанции. У него пластика была немного похожа на негритянскую. Когда он бежал, бег у него был стелющийся, как у африканца. Я обратила на это внимание, когда была в гостях у Наташи в Америке: «Смотри, Наташа, как движения африканцев на Толькины похожи!» Толя ездил тренироваться на стадион «Юных пионеров». Это на Беговой, где ипподром. Сначала все шло очень успешно, и главное, повлияло на него замечательно: он вдруг стал хорошо учиться, тем более, что я сказала, что никаких тренировок у него не будет, если он не станет делать уроки. Поэтому он прибегал из школы, в диком темпе делал уроки и убегал на тренировку. А так как на Беговую ехать все-таки далеко, и сами тренировки продолжались по три часа, то ни девочек, ни даже музыки ему уже не хотелось. Тренировки были каждый день. Даже в выходные. Но это дало свои плоды: Толя выиграл городское первенство. Я была на этих соревнованиях и убедилась, что в каждом деле есть свои тонкости. Например, бегущий впереди бьет щиповками по ноге того, кто бежит сзади, чтобы он его не обогнал. Я спрашиваю: «Толя, ты тоже так делаешь?» – Но он говорит: «Нет, мама. Я так не могу!».

2 мая была традиционная эстафета по улицам Москвы. Он в ней принял участие и выиграл свой этап. Но на следующий год ко мне привязался организатор по месту жительства: «Пусть Толя выступит за нашу лыжную дворовую команду! Если надо, то мы его снимем с занятий в школе!» Я говорю: «Никаких снятий!» Ну, нет и нет! Это разговор был вчера, а соревнования – сегодня. И вот уже вечер. Толи нет. В девять вечера звонят в дверь: входят ребята из класса и приносят лыжи. «А где Толя?» – спрашиваю. «А Толя повредил ногу и поехал в больницу!» А я ничего не знала, потому что Толя не разрешил меня волновать. А потом выяснилось: этот тренер позвонил директору школы, сказал, что я разрешила, и забрал Тольку. А Толька, он же азартный, он всегда хотел быть первым. И он побежал на полной скорости. А так как трассу проложили неграмотно, то он воткнулся палкой в дерево и на дикой скорости на эту палку наехал, повредив себе глаз.

В одиннадцать вечера раздается звонок: пришел Толя. Наташка отправилась открывать. И вдруг я слышу ее дикий крик. Я побежала в прихожую и ничего не понимаю: смотрю-то на ноги – гипса нет. Потом глаза поднимаю: а его лицо слилось в сплошную синюю маску, даже глаз не видно! Это был кошмар! Я его спросила только: «Толя, глаз-то цел?» Он ответил: «Да вроде, цел!..» Он не плакал и не жаловался. Он просто попросил посидеть около него на кровати, взял меня за руку и сказал: «Мама, как мне погано!» Я повела его к знакомым врачам из больницы на ВДНХ, где я тогда работала, и они обнадежили, сообщив, что глаз есть, но сбит нерв. Ему накапали в глаз каких-то капель и сказали, что надо бы сходить в районную поликлинику. На следующий день мне на работу звонят из районной поликлиники: «Мы пишем на вас заявление в партком, потому что ваш сын – хулиган! Он послал доктора по-матерному…» Оказывается, что когда Толька пожаловался врачихе на то, что он ничего не видит, она ему сказала, что он все врет! Ну, он ее и послал! Я сказала Толе, что и я бы ее послала! Тогда я сама поехала с Толей к глазному. Там дежурила другая врач. Она поглядела его и говорит: «Ой! Тут катастрофическая ситуация!» «Вот видите! – говорю, – а та врач сказала, что он все врет…» Я решила поехать с Толькой в клинику Гельмгольца. Тогда попасть туда было очень сложно, но благодаря своей должности – а я была начальником отдела науки и культуры в министерстве народного образования и курировала павильоны народного образования на ВДНХ, – я смогла достать письмо в клинику Гельмгольца, чтобы нас приняли. Там Толю обследовали, сделали снимки и сказали мне, что он выиграл десять тысяч по трамвайному билету, потому что у него была сломана орбита глаза, а глаз остался цел! Тогда я пошла к другому врачу, к директору павильона здравоохранения, который к нам пришел из «Кремлевки». Тот отправил Толю к своему знакомому в ЛОР-институт. Тот посмотрел: «Боже мой! Вашему сыну осталось жить полтора часа!» Оказывается, сломанные кости уже упали в полость и там все загноилось. И гной уже пошел в мозг. В общем, три дня его откачивали! И все эти дни, пока мы ездили по врачам, Толя ни разу не пожаловался на боли. Его болезненное состояние выразилось только в том, что он послал врача из районки по-матерному…

А однажды Толя сбежал из дому. От тогда уже начал везде выступать, и был какой-то клуб на Петровке, куда он ходил с одним мальчиком из нашего подъезда. Толя там играл и, соответственно, ему наливали там выпить. Разумеется, мама этого мальчика мне однажды пожаловалась, и мы решили серьезно поговорить с ребятами. Она пообещала своему Колечке, что если он не перестанет ходить в этот клуб, то они его накажут и выгонят из дома – и Колечка труханул. А когда я Толечке пригрозила, что выгоню его, он развернулся и ушел. Совсем ушел. И я понятия не имела, где он: Москва велика! А ведь он учился только в десятом классе. Я обзвонила всех его приятелей, но никто не знал, где его искать. Прошла целая неделя, и однажды я встретила его друга Сережу Талькова, который жил в нашем дворе: «Сережа, ты не знаешь, где Толя?» – «Учтите, я вам ничего не говорил, – сказал он, – но сегодня вечером мы с ним тут встречаемся». Я пришла в назначенное время, но как будто случайно. Вижу: стоит Сережка, и рядом с ним стоит Толька. А Сережка его явно пытается задержать. Я подошла. Мы без слов обнялись, поцеловались… Я никаких нотаций ему не читала, просто спросила: «Толя, где ж ты был?» – «На чердаке жил. Но не на нашем, а в соседском доме.» – «Что ж ты ел?» – «Ничего не ел…» – «Так ведь холодно же! Зима! Мороз!» – «Терпимо…» Он был стоик по натуре. Его никогда и ничем нельзя было испугать. Так было с детства.

Несмотря на то, что я работала в министерстве народного образования, и Толя, и Наташа, окончив школу, самостоятельно, без моей помощи поступили в вузы. Толя пошел учиться в Московский автодорожный институт. У него были соображения, что поступить туда будет полегче, а там он и права получит, и машины будет знать. Я не возражала: что хочет, пусть то и делает…
(фрагмент «Мой сын – Анатолий Крупнов». Воспоминания Эвелины Петровны Крупновой. Автор В. Марочкин)

Исходя из текста песни, семь бед Анатолия Крупнова: рождение, детский сад, школа, институт, алкоголь, женитьба, смерть.

Музыка: А. Крупнов. Слова: А. Крупнов.

Я первый раз попал в беду,
Когда в каком-то там году
На свет родился.
Шлепок по заду получил,
Услышал: «Что ж он не кричит?»
И затаился.

Беда вторая – детский сад:
Там много было нас ребят,
Я часто дрался.
И часто там бывала мать,
Бывал отец – как распознать –
Отец ругался.

Припев:
Семь бед, семь бед,
Семь бед – один ответ,
Семь бед, семь бед!
Семь бед, семь бед,
Семь бед – один ответ,
Семь бед, семь бед!

А с третьей школьною бедой…
Я был мальчонка непростой –
Спросите маму.
Ну, что ж такого? Взял журнал
И то ли сжёг, то ль потерял –
Какая драма!

Про институт не говорю,
Я точно со стыда сгорю –
Четвёртый номер.
Всё сообщили в деканат,
Меня позвали, говорят:
«Жаль, ты не помер».

С бедою пятой никогда
Никто не справится, – всегда
Любил я выпить.
А если выпью трижды пять,
Могу слону ребро сломать
И зубы выбить.

Женитьба – случай непростой,
И в нашем случае шестой
Бедой явился.
Ну, жили вместе, ну и что?
Где паспорта? Где то? Где то?
И я женился.

И вот осталась мне одна – седьмая,
Как придет она, так и отвечу.
Пока же буду петь, плясать,
Играть концерты на басах,
Ещё не вечер!

Клип на песню