Осенью 1993 года Анатолий работает с группой «ДДТ» над песнями для альбома «Это все…». Он получает предложение стать бас-гитаристом и аранжировщиком «ДДТ», приезжает на репетиции в Санкт-Петербург и делает аранжировки четырёх песен: «Духи», «Белая река», «Глазища», «Российское танго». Однако в итоге Крупнов принимает решение остаться в Москве, уделяя внимание своим собственным проектам.
Крупнов так объяснял факт того, почему сотрудничество с Юрием Шевчуком у него не сложилось:
«Ну, во-первых, для того, чтобы играть в ДДТ, мне необходимо было переехать жить в Питер. А я не очень люблю этот город. Он для меня какой-то холодный, строгий очень. А я веселье и оттяг люблю. В этом плане Москва для меня – идеальное место. Ну, а во-вторых, не все там у меня сложилось. Немного не так все оказалось, как я себе представлял. Да и Юра Шевчук наше сотрудничество по-другому видел…»
А вот как сам Юрий Шевчук вспоминал об этом времени:
«Толик произвел на меня неизгладимое впечатление. Совершенно потрясающий человек! С ним всегда было комфортно. А уж когда он начинал играть… Все просто открывали рты и смотрели на него, опустив руки».
Вспоминает Вадим Курылев, ex-ДДТ:
«Осенью 1993 г. на бас был приглашен из Москвы Анатолий Крупнов. В таком составе мы начали готовить новую программу и сделали несколько вещей. Однако после Нового года Толик на очередную репетицию из Москвы не приехал, а рванул в Таиланд (прим.- вынужденно), что означало лишь одно — нам опять пришлось перестраивать ряды. Стремительные «Духи» сохранили в себе детали аранжировки, придуманной ещё с Толей».
Влияние Крупнова также заметно в партии бас-гитары на песне «Агидель (Белая река)» и в коде композиции «Жизнь на месте».
«Я помню, как в один момент Крупа «заболел». Он весь преображался, когда рассказывал о питерских репетициях, ликовал и становился тем прежним Толей, которого я очень любил. Слушать его горячую речь о том, как кайфово, как никогда и ни с кем, играется ему с «Доцей», какие простые и точные слова в поэзии Юры, какой недюжинный гитарный талант открыл в себе Вадик, и какие все в «ДДТ» прекрасные, добродушные люди, было невыносимо. Я злился и ревновал. Родной «Обелиск» пребывал в полном унынии, тогда наше всеобщее раздражение стало нормой, не было ни денег, ни работы, всем все опостылело, и винили во всем его.
«Он нас распустит, и будет прав», – думалось мне.– Шура, я им поставил условие. Если они хотят меня, а они меня хотят, то пусть забивают концерты для двух групп. Перед «ДДТ» должны играть мы.
– И они согласны?..
Прошла еще неделя, другая, и Толя не поехал к Шевчуку. Все взвесив, он остался с нами.
Крупнов страдал. Мы – его группа, его дом, но именно тут в один миг его перестали слышать, беречь и ценить. Музыкальные приоритеты Крупнова менялись на глазах. Его желание сделать акустический проект не приняли и тихо саботировали. Эгоизм вытеснил любовь. Ему было тоскливо и пусто среди нас, но он за нас боролся. Мы сели на студию, он говорил, а в наших глазах была насмешка, в разговорах за глаза проступала насмешка, все знали, как надо, и никто ничего не делал. Хуже всего от этого было Толе, но он терпел – и наши упреки, и разговоры за спиной. Все чувствовал. И, думаю, страдал больше всех.
Через полгода, обвинив Крупнова во всех грехах, музыканты оставили его…
(из воспоминаний директора группы «Чёрный Обелиск» А. Юрасова)