Андрей Игнатьев

Андрей Игнатьев (Гладыш) – социолог, доцент Российского государственного гуманитарного университета, кандидат философских наук, преподаватель социологии и социологии религии, автор знаменитой статьи «Размышления о «тяжёлом металле»», опубликованной в 1989 году в журнале Рок-лаборатории «Сдвиг», а также книги «Структуры лабиринта», изданной Ad Marginem в 1994 году. Крупнов явился инициатором ее написания. В этих работах впервые предпринята попытка социологического исследования феномена тяжёлой музыки и природы этого явления.

В течение десяти лет, с 1987 по 1997 год, Андрей Игнатьев был близким другом Анатолия Крупнова: случалось, что советчиком, иногда объективным критиком ну или просто собеседником. Андрею Игнатьеву посвящена одна из песен «Чёрного Обелиска» – «Дом жёлтого сна».

«Я достаточно хорошо знал Крупнова, он не был слабым человеком, но, как всякий артист, был очень чувствительным человеком. Однако сколько же по этому чувствительному человеку было нанесено всяких психологических ударов, пусть даже и ненамеренных! Просто у нас в обществе нет привычки обращаться со сложными устройствами: увидев микроскоп, мы тут же начинаем им, как та обезьяна, колоть орехи. И мысль о том, что микроскоп предназначен не для этого, а совершенно для другого и что он скоро сломается и это – не доказательство, что микроскоп плохой молоток, обычно не приходит в голову… У нас в этом случае с людьми часто обращаются так: ах, он чувствительный, значит, он слабый – дави его! И тонкое, сложное устройство, созданное для производства – да простят мне, надеюсь, такую метафору! – эксклюзивных услуг и продуктов экстра-класса, начинает ломаться, потому что в таком режиме это устройство работать не может.
Музыканта надо продюсировать, музыканта надо выводить на хорошую публику, а публике надо объяснять, с кем она имеет дело. Самой большой трагедией в жизни Толика стало то, что он так и не вышел на ту публику, с которой мог бы вести диалог. Той публики, которая ему была нужна, он практически никогда не имел, она у него стала появляться только в самом конце, когда он стал в театре играть, а должна была появиться гораздо раньше…
…В последний раз я видел Крупнова буквально за неделю до смерти. Это была случайная встреча в гостях. Сначала разговор шёл о передаче, которую он вёл на «М-радио» (программа «Новая жизнь – жизнь без наркотиков» выходила в прямом эфире «М-радио» прим. ред.), потом я поделился проблемой материального плана, и вот что интересно: если остальные говорили что-то типа: «Ну Андреич, я всегда готов помочь!», то Толик предложил помощь совершенно конкретную, и меня поразило, что в этом предложении было указано, когда и в какой форме помощь последует.
Потом я спросил его:
– Толик, а как у тебя с музыкой?
– Ой, – говорит он, – я написал тридцать новых песен!
И стал тут же рассказывать, что за альбом он готовит…»

(отрывок из книги Владимира Марочкина «Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны», глава «Москва Анатолия Крупнова», воспоминания Андрея Игнатьева)

Предлагаем небольшие выдержки из интервью с Андреем Андреевичем Игнатьевым (1997).

Память о прошлом
«ИДЁТ ОХОТА НА ЛЮДЕЙ
РУССКИЙ ПОСТМОДЕРН, БЕССМЫСЛЕННЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ»

Автор: Владимир Марочкин

(Приводится со значительными сокращениями)

А.А.
Познакомились мы десять лет назад где-то в начале апреля или в самом конце марта 1987 года. Познакомила нас, естественно, Маша, тогдашняя Толикова жена. Мы посидели, поговорили как всегда о том, о сём, послушали музыку всякую, кто чего любит; и начались вот такие отношения: несколько меньше, чем дружба, несколько больше, чем просто светское знакомство. Они приходили в гости время от времени, я к ним в гости заходил…

…когда «Обелиск» первый раз распался и Толик перешел в группу «Шах», у него даже внешний вид изменился – он стал носить другую одежду: другого цвета и другого типа… У него тогда и манера вести себя изменилась: причесанные волосы, другая повадка – у него повадка изменилась тогда в первый раз, он стал куда более сдержанным, более спокойным.
– Тогда же у него случился длительный период, когда он вообще ничем не занимался, а просто сидел целыми днями и набивал руку на бас-гитаре. У него всегда было честолюбие профессионала: прежде всего он хорошо играет на басу, он – лучший или один из лучших, но уж точно в первой пятёрке отечественных басистов…

…Причем он, по-моему, никогда и ни с кем не советовался, он все решения принимал самостоятельно. Он мог очень долго что-то обсуждать и говорить непонятно о чем. Вот он поговорил-поговорил, вроде ни о чем и обо всем на свете, потом скрылся недели на две в какую-то там пещеру, и когда появился из нее снова, решение было не только принято, но уже и осуществлено…

…Тем не менее, публика испытала настоящий шок по поводу ухода Толика в «Шах» тогда в 1988 году. – Переход был связан вот с чем: там осталась тусовка, а здесь появилась профессиональная сцена. Там – субкультура, тут – профессия. И переход из субкультуры в профессию состоялся именно тогда. И это не могло быть сделано иначе, как только путем временного роспуска «Черного Обелиска» и перехода в какую-то другую группу. Когда необходимо нарабатывать новое «Я», для этого нужно как бы уйти из дома и побывать в странствиях. Этот переход и был своего рода странствием, и когда оно свою роль сыграло, то «Черный Обелиск» был восстановлен, и то, что было прервано в 1988-м, получило продолжение…

…людям, которые любят говорить о пьянстве и наркомании творческих людей, я бы предложил прожить хотя бы годик жизнью творческого человека в России, просто самим пожить, а я потом с большим интересом посмотрел, какие у них будут болезни, какие у них будут пороки, на сколько времени их хватит! И останется ли у них способность что бы то ни было написать! Пусть попробуют! Хорошо говорить о слабостях других людей, сидя на пригорке и не участвуя в борьбе. Как сказал Александр Исаевич Солженицын, которого я всегда уважал, а последнее время снова начал ценить очень высоко: «У шпиона жизнь чистая, лёгкая, а ты попробуй десять лет на общих».

А вообще, что касается смерти, то у него было представление сродни высказанному Джимом Моррисоном в песне «The End», в которой говорится, что трагическую личность от обывателя отличает то, что обыватель боится смерти, а трагическая личность конструирует свою биографию отсюда и до самой смерти. И Крупнов сознательно с 1990-го года стал строить свою биографию как биографию трагической личности. А трагическая личность бывает в двух вариантах, как у Пушкина в «Капитанской дочке»: первый вариант – орёл, который питается мясом, но живет до тридцати лет, а второй вариант – ворон, который питается падалью, но живет триста лет. Мне скорее подошел бы вариант ворона, но Крупнов сказал, что лучше «он проживет до тридцати лет, но бурной жизнью…» .
Эту черту характера ученые люди называют фатализмом. Эвелина Петровна, мама Толика, считает, что на Толика очень сильно повлияла смерть отца, который умер от рака буквально у него на глазах. Отец Толика никогда не жаловался на то, насколько ему больно, он молча сносил все страдания, связанные с болезнью, и Толик, для которого отец всегда был образцом для подражания, перенял эту модель поведения.

…Такой группы, как первый «Чёрный Обелиск» другому человеку могло хватить на целую жизнь! Есть немало музыкантов, которые сделали вполне приличную карьеру с куда меньшим заделом! Нет, вот «Обелиск» оставляется и начинается «Шах». Опять что-то совершенно новое, и оказывается, что Толик первоклассный сессионный музыкант. Потом он начинает играть в театре и выясняется, что он – великолепный актёр. И вот он рассказывает про эти свои новые песни, и я вижу, что у человека потенциал есть, что он движется куда-то.
А ты знаешь, я сейчас думаю, что если собрать и издать, хорошо издать, так, как технические средства сегодня позволяют, то, что от него осталось, а осталось много, в том числе и записи 1987 года, можно было бы выпустить один диск «The best of…», диск, который, я думаю, сделал бы честь многим…

А.А.
…Будет ли Крупнов знаменит после смерти? Я всё про это думаю: слишком смазана картина. Курт Кобейн или Джим Моррисон, благодаря тому, что там существует шоу-бизнес и он оборудован целиком и полностью, смогли осуществить хорошо прорисованную биографию, а тут биография смутная, размытая, биография, которую, собственно говоря, никто не знает. Хотя материала на добротную посмертную легенду у Толика осталось более, чем достаточно, у Цоя на посмертную биографию материала было гораздо меньше…

– По знаку он – Рыба и Змея (на самом деле, А.Крупнов по знаку Овен и Змея – прим. ред.). Это по Зодиаку Химер называется Сирена (между Змеёй и Драконом). А Сирена – это музыкант; и голос….
…Так же и с Крупновым: классическая сирена, от нее не остается ничего, кроме музыки, и поэтому о Сирене бессмысленно говорить безотносительно к тому, какая музыка звучит; и о Крупнове, по-видимому, на самом деле бессмысленно говорить, не имея в виду той музыки, которую он делал…

…Когда Толик воссоздал «Черный Обелиск» (в 1991 году – прим. ред.), вроде бы, с этим новым ЧО все получалось более или менее ничего, поскольку это была группа уже принципиально другого типа. Там был поиск какой-то совсем другой музыки, и в «Я остаюсь» очень интересные горизонты открывались: смесь лирики и пародии, там что-то клоунское в музыке появилось…
…-По-моему, это проявилось еще в песне «Война» из альбома «Еще один день», где Толик смешал маршевую музыку с плясовой и, что интересно, те люди, которые прошли современные войны, Афган, Чечню или Приднестровье, по крайней мере, те, с кем я общался, именно в такой тональности описывают военные действия: трагическая, но отвязка…
…Альбом «Я остаюсь» сделан уже полностью в этом ключе: такой русский постмодерн, бессмысленный и беспощадный. Ведь на самом деле русского постмодерна не так много, хотя на эту тему и много чего написано. Но этот альбом – типичный русский постмодерн. По идеям – не рискую их называть музыкальными – по художественным идеям, по-моему, альбом невероятно богатый, там есть много всего, что стоит слушать и о чем стоит думать…
…Мы были первыми во многих искусствах в начале ХХ века, и сейчас Крупнов это сделал раньше, чем, например, Квентин Тарантино, раньше, чем это стало хорошим тоном. Пусть после его смерти, но надо наконец признать, что он был на самом деле первым – и это сейчас главное!

…Все мы знаем, что весной 1985 года началась какая-то новая эпоха. Новая эпоха больших изменений. Как к этой эпохе относиться, как относиться к тем событиям, что произошли в 85-м году, к тем людям, что инициировали эти события, в данный момент вопрос совершенно неважный. Как факт имело место: началась эпоха перемен.
И вот где-то примерно два года назад (1995 г. – прим.ред.) у людей, с моей точки зрения, чувствительных к ритму эпохи, появилось ощущение, что эта эпоха закончилась. Я тогда говорил, что нет, эпоха ещё не закончилась. Но вот когда умер Толик и почти одновременно с ним с разницей в три-четыре дня умер академик С.С. Шаталин, большой человек в той реальности, в которой мы жили… Ушли А.Д.Синявский, Л.З.Копелев, Н.Н.Озеров, а там и ещё ряд известных людей, музыкантов, в первую очередь: Б.Ш. Окуджава, С.Курёхин, причём всё это произошло почти одновременно, в 1997 году, двенадцать лет спустя после 1985 года. Вот тогда эта эпоха действительно закончилась в самом буквальном физическом смысле слова: умерли знаковые люди. Для меня Крупнов – знаковый человек этой эпохи, Шаталин – знаковый человек той же самой эпохи. Да и не только для меня. И Синявский – знаковый человек этой же эпохи. Когда тело эпохи закончилось, тогда и закончилась жизнь людей, которые на этой эпохе сделали себе судьбу и биографию… Хотя чувствительные люди уже в 1995 году начали говорить, что что-то остекленевает, известкуется, что вдруг органический процесс закончился и начала образовываться скелетная или механическая структура, а когда начинается известкование, живым людям остается делать не так уж много, и завершение одного цикла всегда, конечно, завершается чередой смертей знаковых людей. Но они потому и знаковые, что существуют в резонансе с этими циклами. Кстати, таких людей не так уж много, на самом деле. Я уже говорил, что Толик для меня всегда был знаковой фигурой и очень важной знаковой фигурой, и тот факт, что его смерть с точностью до небольшого интервала во времени совпала со смертью других знаковых фигур – это очень серьезная вещь…

…С моей точки зрения, все то интересное, что в культуре породила «перестройка», или как бы мы этот 12-летний период ни называли, – это как раз вот этот самый странный опыт, когда между карнавальным шествием и строем солдат, отправляющихся на войну, в сущности, никакой разницы нет, этот странный шизофренический опыт, когда карнавал и трагедия сосуществуют нераздельно и неслиянно. Для западного человека это опыт конца 60-х – начала 70-х годов: «Кабаре» в каких годах выпустили? В 60-х? – тогда можно было, оглядываясь назад, осмыслять происходящее в таких терминах. Для нас это опыт этих 12 лет, странного слияния искусства и жизни, культурного творчества и предсмертной агонии. И, кстати, не так уж много людей прочувствовало вот эту двоящуюся интонацию, а Крупнов почувствовал. Большинство либо вообще не увидело этой пародийно-карнавальной компоненты, либо наоборот: а раз тут есть карнавал, значит, никакой войны нет. Как у Блока в «Балаганчике»: раз при ударе ножом потек клюквенный сок, значит, это не убийство. Ан нет, вот такое это убийство, когда с одной стороны есть труп, а с другой – течет клюквенный сок.
Элемент пародии для Крупнова был сразу различим и очень важен. В раннем «Черном Обелиске» этого элемента пародии почти нет, он проявлялся только тогда, когда Крупнов дома говорил про эту музыку, вот тогда становилось ясно, что пародии, стебалова во всем этом гораздо больше, чем может показаться.. Но чем дальше, тем этот элемент карнавала, элемент стебалова у него вылезал все больше и больше…

…Он всегда пытался, сколько возможно, сохранить независимость, сохранить дистанцию от всех структур, потому что прекрасно понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и первый же результат работы мощной структуры тот, что она очень быстро начинает переделывать человека под себя. Я представляю, какое это для него было внутреннее усилие, как тяжело ему было переступить через себя, чтобы сделать то заявление в последнем интервью по телевизору: «Я решил официально, формально вписаться вот в эту самую стезю шоу-бизнеса…» Толик хотел сохранить верность себе, это было для него очень важно…

…Я ему говорил, что вот у тебя есть творческий дар, ты находишь тексты, ты сочиняешь музыку, ты растешь в игре на гитаре, но в какой-то момент ты сталкиваешься вот с какой проблемой: твой личный творческий рост возможен только при условии, что ты получаешь профессиональное признание, то есть если ты вступаешь в отношение с какой-то публикой, и между вами наступает, как говорят психологи, раппорт, то есть взаимное подогревание – ты подогреваешь публику, а публика подогревает тебя, и речь идет не просто об эмоциональном разогреве, как это бывает на концерте, а речь идет об обмене идеями. Когда публика какие-то идеи проецирует на тебя, а ты эти идеи подхватываешь, развиваешь и возвращаешь публике, возникает резонанс. Но если нет адекватной публики или твоя публика, например, знать не знает о «металле» и «металл» не слушает, и не слушает не потому, что он ей не нравится, а потому что она – публика – существует в другом социальном пространстве, то ты вдруг натыкаешься на то, что дальше над собой работать бессмысленно, потому что дальнейший рост возможен только в диалоге с публикой. Причем понятие «публика» предполагает и определенные коммерческие структуры, ведь тот факт, что наша рок-музыка, социология, философия, литература, наше все-что-угодно получает такое ограниченное мировое признание, процентов на девяносто связано с отсутствием института продюсерства…

Интервью В.Марочкина 1997 г. полностью 

Андрей Гладыш (Игнатьев): «Структуры лабиринта» 

«Чёрный Обелиск» – «Убей их всех» (1992)
LP «Ещё один день»

«Чёрный Обелиск» – «Дом желтого сна» (клип):