Фёдор Торстенсен – режиссер клипа «Дом желтого сна» группы «Черный Обелиск».
«Внутренний шаман». Отрывок из воспоминаний.
«Весь ужас в том, что это было двадцать лет назад, а кажется, что троллейбус вез нас мимо Останкино куда-то в сторону Тимирязевской по сырой осенней Москве совсем недавно. Мы ехали на репетиционную базу «Черного Обелиска» вместе с моим другом, оператором Сергеем Дандуряном, договариваться о съемках клипа с музыкантами, о существовании которых еще пару дней назад только слышали, но, честно признаться, не слушали. Мы учились во ВГИКе, смотрели огромное количество фильмов каждый день, пили кофе и коньяк в подвальном буфете, где от сигаретного дыма слезились глаза, и музыкой интересовались постольку-поскольку. Мы были готовы снимать кому угодно и что угодно – у нас была забракованная черно-белая 35-тимиллиметровая пленка в ограниченном, но достаточном количестве, и кто-то хотел снять клип. Почему бы и нет?
Речь шла о песне «Я остаюсь» в ее не акустическом, а «тяжелом» варианте. На обратной дороге, болтаясь в троллейбусе, мы с Сергеем говорили о том, что музыканты, конечно, народ дикий, но главный у этой банды произвел впечатление умного и интеллигентного человека – Толя уже при первом знакомстве запомнился грустными глазами и какой-то внутренней силой, которую умники обычно называют харизмой.
Я вертел в руках CD-диск, подаренный на прощание, и с удивлением обнаружил там песню на стихи Верхарна в переводе Брюсова. Это внушало уважение – значит, люди не только играют, но и читают что-то серьезное.
Вскоре мы получили весь бюджет клипа – тысячу долларов на все про все – и тут же пошли и купили на оптовом рынке у ВДНХ ящик «Слънчева Бряга», уже полузабытого болгарского бренди. Так начались съемки первого официального видео – и моего в качестве режиссера, и, как я подозреваю, группы «Черный Обелиск».
Я ничего не перепутал, когда написал, что снимать клип мы должны были на песню «Я остаюсь», а в итоге получился «Дом желтого сна». Тут нужны маленькие технические подробности. Снимали ролик на допотопную кинокамеру «КонВас», а потом негатив перегоняли в формате «бетакам», как говорил незабвенный Иван Охлобыстин в фильме «8 ½ долларов». До этого я собирал свои учебные вгиковские работы на обычном монтажном столе, гоняя пленку назад и вперед, вырезая нужные куски и склеивая их скотчем на специальном прессе. Этот процесс не требовал звука, а клип надо было монтировать в громоздкой видеоаппаратной под фонограмму, чего я раньше никогда не делал и очень боялся, что не сумею точно синхронизировать картинку и звук. Поэтому я решил подстраховаться и уговорил Толю отказаться от пения в кадре, что тогда выглядело странным и стало модным лет десять спустя. Сейчас все эти подробности выглядят смешными и наивными, но тогда вся технология только зарождалась и мы были партизанами в этом лесу шоу-бизнеса. К чему это привело – станет понятно дальше…
Я придумал шамана, который бродит по Москве. Толя предложил постричься в кадре наголо. Еще мы очень хотели выбросить телевизор из окна – нелюбовь к «ящику для идиотов» уже тогда была очень распространенной. На роль шамана даже устроили небольшой кастинг. К нам пришел худенький блаженный клоун, который снялся у Киры Муратовой в «Чувствительном милиционере», где раз пятнадцать повторял фразу «Моя мама не пускает меня домой». Клоун оказался хрупким и пожилым, и мы выбрали молодого неизвестного танцора, имя которого, к сожалению, я уже не помню, но крутился и бил в шаманский бубен он очень убедительно.
Шамана снимали отдельно, разъезжая по холодной Москве на стареньком «Москвиче» и греясь болгарским бренди. В финале мы хотели снять встречу шамана и музыкантов во главе с Крупновым на площади Маяковского. Времена были более чем свободные, разрешения ни у кого не спрашивали – приехали и за полчаса все сняли. Несколько кадров вошло в окончательный монтаж. Перед съемкой ко мне подошел один из музыкантов и спросил: «Можно я буду ходить задом?» Мне это напомнило довлатовское «умел ли Владимир Ильич плавать задом?», и я не смог отказать в такой милой просьбе. Фраза осталась любимой на долгие годы.
Толину стрижку снимали в странном сквоте на Тверской, напротив почтамта. В конце дня решили выкинуть из окна привезенный старенький телевизор. Выкинули. Сняли. В двух шагах от Кремля. Никто даже не вызвал милицию. Магия кинокамеры, стоящей во дворе, стала спасительной индульгенцией. Когда проявили материал, то увидели странные засветки на бракованной пленке в толиных сценах и не увидели падающего телевизора. Он пролетел за три кадра, чего человеческий глаз увидеть не в состоянии, а рапидной приставки для камеры, увы, у нас не было. Сейчас, в рапиде (т.е. с замедлением) можно снять на айфон.
Вот тогда, посмотрев все, что мы наснимали, Толя и предложил смонтировать клип на другую вещь – «Дом желтого сна». Прежде чем писать этот «мемуар», я пересмотрел наше творение, и меня в первую очередь поразила мощь музыки и вневременная актуальность песни. И, конечно, крупные планы Толи – в них столько драйва, нерва и энергетики, как будто это снималось вчера. Внутренний шаман, присущий очень немногим, у Крупнова был точно.
На оставшуюся пленку досняли Толю и крыс, которых я одолжил у одной своей приятельницы и вез на такси через всю Москву во ВГИК. Закрылись в одной из режиссерских аудиторий на втором этаже и шаманили, пока не кончилась пленка.
Монтировали мы как партизаны, ночью, в одной из аппаратных Останкино, запершись изнутри, сразу после окончания последнего за день выпуска новостей. За кнопками сидел поклонник «Черного Обелиска» – взрослый дядька с рокерским хвостом и прозвищем «Блэк Саббат». Клеил он изумительно – быстро и по делу. К утру клип был готов.
Премьера была в «Программе А» на российском канале. Тогда это была лучшая программа о музыке на нашем ТВ, шедшая в прямом эфире. Мы с оператором приехали на Шаболовку для записи короткого интервью. Толя опаздывал. Мы очень неформально расположились на лестнице с баночками джин-тоника в руках, и тут появляется Крупнов, моментально достает из сумки полупустую бутылку водки и протягивает нам. Я развожу руками и показываю на джин-тоник. «А что, – отвечает невозмутимый Толя и кивает на баночку, – этим мы будем запивать». Это было очень солидно и убедительно. Так мы и отметили премьеру.
И последнее, уже теоретическое замечание. Тогда, в середине 90-х, русских клипов снималось не так много, еще не сформировались штампы «поющих трусов» и гламурной роскоши. Было и другое направление: фантастический Анатолий Берсенев с его клипами Б.Г., «Наутилуса» и «Браво», Евгений Митрофанов, победитель фестиваля «Поколение», снимавший для «Ногу Свело», «Колибри» и «Морального кодекса». Это был такой сюрреалистический неореализм – ироничный, непафосный и очень человечный, во многом отражающий эклектику и растерянность 90-х.
«Пельменная», совместная работа Анатолия Крупнова и Евгения Митрофанова – на мой взгляд, своеобразная вершина этого стиля. Но менялись времена, и менялась музыка. А кажется, что это было вчера».
Прим.ред.: А танцор-шаман в клипе – это, возможно, Александр Лугин. Художник, основатель арт-группы «Север». Скончался в 2010 году.
«Черный Обелиск» – «Дом желтого сна», 1992
Режиссёр – Федор Торстенсен, оператор – Сергей Дандурян.
Вспоминает Александр Юрасов:
«Съёмки проходили в Останкино. На путях окружной железной дороги и на крышах гаражей бил в бубен шаман, шли поезда, там же дымили заводские трубы.
В доме напротив Центрального телеграфа на углу Газетного переулка и Тверской улицы, в отданной под ремонт старой квартире, в облицованной кафельной плиткой ванной комнате стригли А. Крупнова.
«Черный кабинет» с клеткой доснимали в одном из павильонов ВГИКа.
Сюжет складывался по ходу съемок, день за днём, почти стихийно. Насколько я помню, проработанного сценария так и не было вовсе. Верили в творческий гений Дандуряна-Торстенсена. Помню, что киноплёнка, на которую снимали клип (если я не прав, то да простят и поправят меня Федор c Сергеем) была списана вследствие затопления водой каких-то глубоких подвалов ВГИКа и поэтому досталась нам практически бесплатно. Был риск вовсе не получить на ней никакого изображения, но он никого не пугал. Нам снова повезло! Полученные сверхъестественные спецэффекты в виде вспышек электрических разрядов и молний вокруг качающихся клеток, крысы и головы Толика почти все вырезали, шаман получился безупречно, и только в кадрах «пострижения» проявленная плёнка удивила всех, явив настоящее чудо.
Кафельная плитка ванной комнаты чудесным образом проступила сквозь тело Толика, являя новую, «мистическую» реальность. Стремительно обретающий длинные волосы, сидящий в ванне перед мерцающим телеэкраном А. Крупнов постепенно «растворялся» в потустороннем. Подумав, решили оставить эти кадры как есть.
Песня «Дом жёлтого сна» и клип настолько нравились Анатолию, что он возвращался к этой теме на протяжении всего своего последующего творчества»…
1993 г. – ДЖС часть II (вошла в альбом «Я остаюсь»).
1997 г. – ДЖС часть III (исполнена на «Postальбоме» уже после смерти артиста Юрием Шевчуком).
Став своеобразным лейтмотивом всей жизни, «Дом жёлтого сна» не оставлял Крупнова до последних минут. Есть такое замкнутое пространство в Центральном доме Актера возле студии звукозаписи, где у Анатолия остановилось сердце. Не так давно там сделали ремонт, но в тот трагический день это место все ещё было облицовано жёлтым кафелем…
