Не стало Анатолия Крупнова. Певца, музыканта, актера, лидера группы “Черный обелиск”. Его любили все. Если кто-то просил о помощи – поучаствовать в записи и не только, для него важны были два фактора: личность просящего и собственно идея. Спектакль “Контрабас” по пьесе Патрика Зюскинда, отличный фильм Андрея И “Научная секция пилотов”, гастроли, концерты, программа на радио – Крупнов жил в очень напряженном ключе, и не нам судить, что стало причиной его смерти. Творческий человек часто понимает, в чем он должен ограничивать себя и где попридержать коней.
Мне посчастливилось взять у Крупнова интервью, оно вышло в одной из газет несколько урезанным, и мы договорились встретиться еще. Толик (между собой мы называли его так и называем так до сих пор – дело тут не в панибратстве, и не очень это зависит от того, как близко были знакомы, просто так повелось) звал в гости:”Чайку попьем, новый альбом послушаешь”. Но как всегда – куча дел. Я успел посмотреть спектакль, услышать несведенный вариант проекта “Крупский сотоварищи”, накапливал материал. Была масса впечатлений от услышанных в это же время недавно вышедших альбомов “Черного обелиска”, и для меня, относящегося к российской хэви-металл сцене более чем холодно, Крупное раскрылся совершенно с другой стороны. Не был он никогда “хэви-металлистом”, и, когда в процессе того интервью мелькнул термин “тяжелый рок-н-ролл”, я с удовольствием за него зацепился. Однако встреча откладывалась – Толик тяжело болел, его директор Саша Юрасов ворчал: срывались сроки выхода альбома “Чужие песни и несколько своих”. Ворчал, но ездил в больницу, навещал, потому что очень любил Толика, как и все, кто хотя бы раз с ним сталкивался.
Мы пересекались еще несколько раз, я напоминал о чае, он тут же предлагал назначить встречу, но опять начинались бега. К тому же экстренными темпами заканчивали альбом. Я не очень-то беспокоился, да и куда Толик мог деться – теперь уже здоровый, веселый, полный идей и энергии, множества планов, которых все прибавлялось. Оказывается – мог. В тот день утром автоответчик Юрасова вместо привычной веселой приветственной речи произнес: “Не стало Анатолия Крупнова”, а дальше подробности похорон. Известно, что Толик отлучился ненадолго из студии, но забеспокоились о нем слишком поздно. Не выдержало сердце.
Материал, который вы сейчас прочтете, был написан моим приятелем и лежал, ждал выхода альбома, должен был стать частью рекламной компании, может быть, помочь продаже диска, а может, кого-то познакомить с Толиком поближе. Может быть, и познакомит. Вот только пришлось изменить глаголы на прошедшее время… Альбом дописать успели. Интересно то, что задумал его Толик гораздо раньше, чем появились многочисленные перепевки старых песен. Временами веселый, иногда грустный, ироничный, но очень тонкий альбом появился и вроде бы имеет успех. Задумывался уже и следующий – “Иди за мной”, что-то Толик успел записать, дописывать будут друзья: Сукачев, Кинчев… Это – дело будущего, а пока послушайте то, что он успел сделать. На веселой обложечке с веселыми ребятами-музыкантами внутри есть небольшая пометка… И еще: на альбоме пронзительная, печальная баллада Леонарда Козна “Dance me to the End of Love”- не последняя… Так и надо!
А. Певчев
РАЗНЫЕ ЛЮДИ ОБ ОДНОМ АРТИСТЕ
Константин Кинчев, музыкант:
Это суперпрофессионал. Классный парень, я его люблю, мне по кайфу с ним общаться.
Владимир Щербаков, менеджер ресторана “Театр” отеля “Метрополь”:
Я люблю такую немного нетрадиционную музыку, которую он играет. Я знаю этого человека около двух лет и, думаю, могу причислить его к своим друзьям, которых на самом деле у меня всего три-четыре. Как могу, стараюсь помочь ему в съемках нового клипа.
Игорь Тонких, директор компании Фили-Рекордз:
Как профессионал – это музыкант, преданный своему делу. Как человек – милашка.
Вячеслав Полейко, эстрадный драматург:
В этом художнике я вижу какую-то внутреннюю неустроенность и тревогу, тоску неглупого человека. Это очень хороший парень, с чувством юмора и не дурак, хотя и занимается таким хулиганским делом.
Владимир Машков, актер, режиссер:
Что меня просто убивает, так это его клипы – настолько он артистичен, театрален! Я люблю таких нервных людей. Из него просто хлещет энергия, которую он растрачивает не жался. И правильно делает. Он поймал некую божественную ноту. Слово “предатель” к нему неприменимо – в этом смысле он железный человек.
Так о ком же речь? С профессионализмом тут все ясно: потомственный музыкант, закончил школу по классу скрипки, с удовольствием играет на контрабасе. Главная отличительная черта – полистильность. Он мог сыграть все что угодно, от классики и джаза до рэггей и харда. Доказательство тому – участие одновременно в трех проектах: “Черный обелиск” (который он основал в 1986-м), “Неприкасаемые” (под предводительством Гарика Сукачева) и акустический проект “Крупский и К”. Плюс к этому работа в качестве сессионного музыканта в бесчисленных коллективах. А что представлял собой Анатолий Крупнов как человек? И вообще, имеет ли смысл в данном случае разделять качества профессиональные и человеческие? Наверное, самые яркие впечатления у каждого человека – детские. Толик помнил себя лет с трех: по свидетельствам мамы и остальных домочадцев, именно и этом возрасте он начал читать. Впечатлений детства осталось очень много, и все они яркие, красочные. “Я очень хорошо помню запах сала, которым мне мазали отмороженные щеки”. Смешно говорить о “темных комнатах”, но многие детские страхи и комплексы человек, взрослея, может быть, незаметно для себя, приносит по взрослую жизнь. Что до Крупнова, то он взял с собой страх одиночества. Бывает, что одиночество – образ жизни, признак самодостаточности, когда, забившись в свою нору, человек горд тем, что может обойтись исключительно своим обществом. Крупнов же, наоборот, этого панически боялся. Если обстоятельства складывались так, что приходилось сидеть одному дома, он тут же начинал думать, как бы вырваться из четырех стен и куда направиться. “Если я выхожу на улицу, сажусь в метро и приезжаю в центр Москвы – то уже не одинок”.
Круг общения Крупнова – это актеры, музыканты, в общем, творческая интеллигенция. А в такой атмосфере, пожалуй, у каждого артиста всегда масса проблем с не всегда приятными знакомствами: вездесущие тусовщики навязываются в собутыльники, изо всех щелей лезут в гримёрки, назойливые “группиз” подсаживаются за столики – в общем, жаждут “стать приобщенными”. У Толи эти проблемы решались сами собой. “В своей жизни помню только два-три случая, когда я говорил человеку: “Уйди, ты мне неприятен”. Какими то нюансами поведения стараюсь дать понять, расположен я к знакомству или нет”.
У каждого, замечает он это или нет, в общении проглядывают определенные приемы, штампы, начиная с “Прекрасная погода сегодня, не правда ли?” и заканчивая “А что вы думаете о последней работе King Crimson?” Крупнов же, подобно Остапу, всегда полагался на импровизацию. Что называется, “методом тыка” старался выяснить, на что человек адекватно реагирует: “Смотришь – здесь он такой, потом на что-то следует неадекватная реакция. И из того, как собеседник воспринимает мои “исследования”, уже складывается стиль общения. Мне интересен каждый человек”.
Наверное поэтому Крупнов обожал играть в психологические игры, дурачить окружающих, а еще больше – смотреть, как это делают другие. Когда он видел эту игру, понимал ёе и мог спрогнозировать следующие ходы, то получал от этого массу удовольствия. А, что касается театральной школы, то Крупнов предпочел бы совершенно иную, нежели система Станиславского или амплуа характерного актера. С одной стороны, артист должен уметь играть все, и поэтому старая школа Толе была ближе. С другой же – с его лицом трудно было не быть характерным. “Появившиеся в большом количестве актеры, которые находят себя только в образе комика или героя-любовника,- это порождение того, что человек не может вжиться в образ. Я же могу быть абсолютно любым”.
Бывает, что человек, так чутко реагирующий на малейшие изменения настроения аудитории и способный вжиться в любую роль, никого не пускает в свою “заповедную зону”. А слушателю выдает лишь заранее заготовленный набор: “Люблю читать то-то, не люблю смотреть то-то”. Конечно, существуют вещи, в которых не хочется признаваться. Зачем нужно выворачивать себя наизнанку – совершенно открытые люди либо глупы, либо им нечего скрывать, что невероятно. Крупнов же всегда стремился отвечать искренне. “В противном случае человек составит обо мне неверное представление. Это касается и общения, и музыки, и стихов. Я ничего не просчитываю”. Естественно, выдается не все – лишь та часть, которая, как казалось Крупнову, интересна слушателю, читателю, зрителю. Многие, таким образом, четко контролируя свои эмоции и эмоции зала, превращают творчество в “технологию выжимания слез”, в ремесло откровенности. В том, что Крупнов написал за последние пять лет, нет ни одного похожего ни по настроению, ни по музыке стихотворения, альбома или клипа. “Можно было бы вычислить, какая вещь с первого диска поправилась, и перенести ее во второй и так далее. У меня в каждом альбоме все меняется, не из конъюнктурных соображений, а потому, что меняюсь я сам, мое внутреннее состояние”.
Уже не один подросток отправился на тот свет по мотивам самоубийства Курта Кобейна. Любой, кто занимается творчеством, принимает на себя некий “груз ответственности” перед слушателями, зрителями, читателями – притом не важно, насколько они многочисленны. Впрочем, Крупнов на себе этого груза абсолютно не чувствовал. “Я четко знаю: если бы моя аудитория состояла из пяти человек, то это означало бы, что я делаю нечто особенное, подходящее только этим пятерым. А у меня достаточно фэнов, и о какой ответственности можно говорить? Если бы я затеял нечто подобное тому, что сделал Кобейн, тогда бы задумался. А у меня в мыслях и близко ничего такого нет”.
Уж столько было думано-говорено “за жизнь” на кухнях с друзьями! Неужели сейчас в подобных “философских” беседах можно открыть для себя что-то новое? Не есть ли это больше филология, нежели философия, возможность очередной раз поупражняться в ораторском искусстве, блеснуть красноречием? Звучит безумно пафосно и кощунственно, но Крупнову казалось, что он уже всё знает. Каждый раз Толик убеждался, что ему известно, как устроен мир. Существуют, конечно, исключения, которые лишний раз подтверждают правило, и самый показательный для него пример – неадекватная реакция. Но в остальном, смысл подобного общения весьма сомнителен. Однако вот что по этому поводу думал сам Крупнов: “Начиная с какого-то определенного рубежа, до каждого человека внезапно доходит, что он знает, как устроен мир. Но при этом как нет двух абсолютно одинаковых людей, так нет и двух людей, воспринимающих мир абсолютно одинаково. Соответственно те же самые “филологические” беседы вовсе таковыми не являются – по большому счету все дело в том, кто кого переубедит.
Вот тут-то все и начинается. Возьмем, к примеру, чистый лист. Можно рассматривать его как кусок бумаги, а можно протянуть безумную кучу ниточек, если начать задумываться, на какой фабрике его сделали, из какого дерева, где это дерево выросло. И когда человек показывает еще одну цепочку, которую ты не видел, то это нескончаемая тема для разговора. И каждый такой разговор воспринимается мною как первый”.
Такое же отношение у Крупнова и к кино. Ему нравился “Форрест Гамп”, равно как и боевики, но все дело в том, что Толик мог это объяснить (что, согласитесь, редкая способность – человек не только понимает, но и сказать может). А любил он фильмы подобных жанров именно за то, что в каждом из них есть те вещи, которых нет в картинах иного направления. В боевиках, например, можно с точностью до кадра представить, что будет дальше и чем все закончится. А если сталкиваешься с тем, что не знаешь, чем закончится? К примеру, фильмы Алана Паркера – в них есть все: и боевик, и психологическая драма, и много чего еще… “Существуют вещи непреходящие, а есть, скажем, то, что модно сейчас. Так вот, “Сердце Ангела” относится к непреходящему, а насчет фильмов Тарантино – не знаю… Феллини, опять же, из области вечного, просто он слишком “свой”, именно поэтому его стоит, как картины Айвазовского, отставить в сторону – это классика”. Не знаю, станет ли классикой фильм режиссера Андрея И “Научная секция пилотов”, где Толик занят в одной из главных ролей, а вот книга “Размышления пожилого мальчика”, которую писал Крупнов, интерес, несомненно, вызовет.
У Толика, как мне кажется, были все основания; для того, чтобы считаться элитарным артистом. Однако сам он считал снобизм и элитарность уделом не очень умных людей, тех, кто были бы снобами в любом случае, на какой бы ступеньке социальной лестницы они ни стояли, – это, скорее, черта характера. “Отвратительная черта – ты знаешь то, что известно только тебе и еще двадцати людям. Мертвейший язык, например. Это смешно, потому что те двадцать могут не знать одной простой вещи, которая известна всем остальным”.
Андрей КРИСТАЛЛОВ.